По пояс в холодной воде, таща лодку подальше от волнореза, Тереса старалась не думать. Она хотела, чтобы воспоминания помогали ей полезным опытом, а не становились балластом прошлого, из которого требовались только необходимые технические познания. Все остальное — образы, чувства, потери — сейчас были непозволительной роскошью. Возможно, даже смертельно опасной.

Пати помогла ей вскарабкаться на резиновый бок лодки. Море толкало их обратно к берегу. Резким быстрым рывком за ремень Тереса запустила мотор, и рокот пятнадцати лошадиных сил отозвался в ее сердце радостью. Снова я здесь, подумала она. На счастье ли, на беду, но здесь. Велев спутнице перебраться на нос, чтобы уравновесить лодку, она пристроилась возле мотора и повела «Зодиак» прочь от берега, а потом — к черным скалам в конце песчаной полосы, белесой в сером свете пасмурного дня. Надувное суденышко вело себя вполне достойно. Она управляла им, как учил Сантьяго, избегая гребней, стараясь становиться носом к волнам, потом соскальзывая наискосок по их обратной стороне. И ей было хорошо. Черт побери, каким бы подлым и хищным ни было море, оно все равно прекрасно. Тереса с наслаждением вдохнула сырой воздух. Этот запах соленой пены, сине-фиолетовые закаты, звезды, ночная охота, огни на горизонте, бесстрастный профиль Сантьяго, высвеченный сверху прожектором вертолета, голубой мерцающий глаз таможенного катера, скачки «Фантома» по черной воде, отдающие болью в почках. Господи, как грустно все это и в то же время как прекрасно. Мелкий дождик продолжал моросить, и море окатывало их вспышками брызг.

Тереса взглянула на подругу: фигура, обтянутая синим неопреном, короткие волосы под капюшоном, похожа на мужчину. Пати смотрела на море и черные скалы, и на ее лице были написаны все чувства, которые вызывало у нее это зрелище. Эх, знала бы ты, подружка, подумала Тереса. Видела бы ты в этих самых местах то, что видела я. Однако же ты держишься неплохо, блондиночка. Хотя, может, именно сейчас тебя грызут сомнения, да и есть от чего. Добыть припрятанное — как раз самое простое из всего, что нам предстоит, а вот что будет дальше, если что-нибудь сложится не так?

Они уже сто раз говорили о возможных последствиях своего рискованного предприятия, не исключая и того, что полутонны кокаина может уже не оказаться в пещере. Но Лейтенант О’Фаррелл была упряма и бесстрашна. Пожалуй — что не слишком радовало, — даже чересчур упряма и чересчур бесстрашна. А это, размышляла Тереса, не всегда сочетается с хладнокровием, которого требуют подобные дела. Сидя на пляже в кабине «лендровера», она сделала для себя открытие: да, Пати — ее подруга, ее товарищ, но на этом пути, чем бы и как бы он ни закончился, остается длинный отрезок, который ей, Тересе, придется пройти самой. На котором ей не поможет никто. Зависимость от всего и вся, которую она ощущала до сих пор, или, вернее, упорная вера в то, что таковая существует — ей было удобно с этой зависимостью, по другую сторону которой, казалось ей, нет ничего, — мало-помалу превращалась в точное знание, свойственное зрелому сиротству. Оно утешало. Сначала в тюрьме, в последние месяцы, — и быть может, в этом сыграли роль прочитанные книги, — в часы без сна в ожидании рассвета, среди размышлений, к которым привел ее тогдашний покой. Потом она вышла наружу, во внешний мир, в жизнь, и то, что оказалось лишь очередным ожиданием, только ускорило процесс. Однако Тереса не осознавала происходящего до того вечера, когда снова встретилась с Пати О’Фаррелл. Там, в темноте полей хересской усадьбы, услышав из уст подруги слово «будущее», Тереса внезапно, как бы вспышкой, поняла, что, может быть, Пати и не сильнее из них двоих — так же, как не были сильнее столетия назад, в других жизнях, Блондин Давила и Сантьяго Фистерра. И пришла к выводу, что честолюбие, проекты, мечты, даже смелость или вера — даже вера в Бога, вздрогнув, додумала она до конца — вместо того, чтобы давать человеку силы, отнимают их. Потому что надежда и даже простое желание выжить делают его уязвимым, связывают возможностью боли и поражения. Может, именно этим люди и отличаются друг от друга; именно в этом состоит различие между ней и Пати. Пожалуй, Эдмон Дантес ошибался, и единственно верное решение — не верить и не надеяться.

Пещера пряталась за глыбами, некогда рухнувшими с обрыва. Четыре дня назад они произвели рекогносцировку с суши: с десятиметровой высоты, высунувшись в расселину, Тереса внимательно осмотрела и зарисовала каждый камень, пользуясь тем, что день был ясным, а вода — до того чистой и прозрачной, что можно было хорошо рассмотреть дно со всеми его неровностями и прикинуть, как подойти с моря, чтобы какой-нибудь острый обломок не пропорол резину лодки. И вот они снова здесь. Лодку побалтывало на волнах, пока Тереса, временами слегка прибавляя газ и ведя ее зигзагом, искала путь, наиболее безопасный для прохода, стараясь держаться подальше от камней. В конце концов она поняла, что «Зодиак» сможет войти внутрь только при спокойной воде, поэтому направила его к большой пещере слева. А там, под ее сводом, где волны не подталкивали их к отвесной стене, она велела Пати сбросить за борт складной четырехлапый якорь-кошку на десятиметровом тросе. Потом обе соскользнули по резиновым бортам лодки в воду и с другим тросом поплыли к камням, которые то показывались из-под воды, то скрывались под ней. За спиной у каждой был рюкзак с герметичными мешками, ножом, веревками и водонепроницаемым фонарем. Костюмы для подводного плавания облегчали движение. Добравшись до места, Тереса привязала трос к одному из камней, велела Пати быть поосторожнее, чтобы не наступить на морского ежа, и они медленно двинулись по скалистому берегу, почти по грудь в воде, из большой пещеры в маленькую. Иногда сильная волна заставляла их цепляться за что попало, чтобы удержаться на ногах, и тогда острые края камней ранили им руки или раздирали неопрен на локтях и коленях. Слава Богу, Тереса, увидев, где им придется действовать, настояла на покупке этих костюмов. В них мы не замерзнем, сказала она, и потом — без них прибой и скалы сделают из нас отбивные.

— Это здесь, вон там, — показала рукой Пати. — Все так, как говорил Джимми… Сверху арка, три больших камня и один маленький. Видишь? Надо немного проплыть, а потом мы сможем идти по дну.

Ее голос гулко отдавался в пустоте. В пещере стоял крепкий запах гниющих водорослей и просоленного морем камня, на который поминутно накатывались волны. Повернувшись спиной к свету, женщины углубились во мрак. Внутри вода была гораздо спокойнее, дно хорошо видно, даже когда они перестали ощущать под ногами дно и поплыли. По ту сторону оказалось немного камней, песка и охапки мертвых водорослей.

Дальше царил мрак.

— Мне нужна сигарета, черт бы ее побрал, — пробормотала Пати.

Выйдя из воды, они достали из непромокаемого мешка сигареты и закурили, глядя друг на друга. Светлая арка входа отражалась в воде, и в сером полумраке пещеры можно было разглядеть блестящие от влаги костюмы, мокрые волосы, усталость на лицах. А что теперь? — такой вопрос каждая, похоже, безмолвно задавала себе и подруге.

— Надеюсь, он еще здесь, — прошептала Пати.

Они еще немного постояли, докуривая. Если полтонны кокаина действительно тут, всего в нескольких шагах, как только они преодолеют это расстояние, в жизни каждой из них уже ничто не останется таким, как прежде. Они обе знали это.

— Черт побери. У нас еще есть время, подружка.

— Время? Для чего?

Тереса усмехнулась, обращая свою мысль в шутку:

— Не знаю. Может, чтобы не пойти смотреть.

Пати отсутствующе улыбнулась. Ее мысли тоже унеслись вперед, на несколько шагов от места, где они стояли.

— Не говори глупостей.

Тереса взглянула на рюкзак у ног и, нагнувшись, стала в нем рыться. С кончиков распущенных волос капала вода. Тереса вынула фонарь.

— Знаешь что? — сказала она, щелкая им для проверки.

— Пока не знаю.

— По-моему, бывают мечты, которые убивают… — Тереса посветила вокруг, на стены из черного камня с небольшими сталактитами вверху. — Убивают еще вернее, чем люди, болезни или время.